Книга Убойная линия. Крутые меры - Илья Бушмин

– Паяльник, раз уж ты теперь свободен, как ветер, есть работа. Узнай все, что можно, про Фролова. Чем он дышал в последнее время, с кем общался, что мутил, о чем думал, чего хотел… Все что можно.

– Без базара, Максим Викторович. Сегодня же начну пробивать.

– Завтра, – кокетливо поправила его Марина и томно полезла ему рукой под рубаху. Я заметил это в зеркало заднего вида и строго вмешался:

– Э, чуть помедленнее, кони. Я тут детей вожу, между прочим.

Пристыженные, Марина и Паяльник застыли.

Мы уже были у них во дворе, когда я вспомнил кое-что.

– Кстати, Паяльник. Ты слышал когда-нибудь о человеке с кликухой Морс?

– Морс?

– Да, Морс. Как напиток.

– Морс… – нахмурился Паяльник. – Что-то такое было… А ну да. Точно.

– Что?

– Мы как-то с Генкой базарили. Где-то с неделю назад или около того. За пару дней до того, как вся эту фигня началась. И ему звонил кто-то. Фрол пока с ним базарил, несколько раз называл его Морс.

Какой неожиданный поворот. И какая хорошая зацепка.

– С неделю назад? Фролову на сотовый звонили?

– А у него другого и не было.

– Точный день и время можешь вспомнить?

Я вытянул из своего информатора – который уже рвал поводок, так ему хотелось запереться дома с Маринкой и предаться плотским утехам – все, что можно. После чего набрал номер Артемова. Коллега вместо приветствия и слов «Как я ждал твоего звонка, дружище» выпалил в трубку:

– Макс ты чего, твою мать, добиваешься?

– Я что, номером ошибся? Стас, это ты?

– Не остри, б… дь, – зарычал Артемов, переходя на шепот. – Я в отделе. Если мой Иванюк узнает, что я с тобой лясы точу, он с меня шкуру спустит.

– Ревнует?

– Не остри, сказал. Иванюк злой как черт! Он отчитался где только можно о раскрытии убийства по горячим следам. Уже себе лычку для медали, наверное, сделал. А тут выскакиваешь ты, как черт, б… дь, из табакерки, и уводишь у него добычу. Теперь твоего Паяльника отпустили, а Иванюк остался в дураках.

– Ему иногда полезно.

– Да, – не выдержал и хмыкнул Артемов. – Тут не поспоришь. Ну, чего тебе?

– Стас, дела по убийствам Фролова и Гомонова объединяют. Я в составе группы. Так что теперь и убийство Фролова меня касается.

– Ну, а мне-то какая разница?

– Большая. Материалы у тебя. Мне нужны распечатки звонков с мобильника Фролова. И запись с камеры наблюдения над входом в его подъезд. Вы ведь ее изымали? Можешь прислать копию?

9

Это был странный вечер. Для многих, не только для меня.

Он был невеселым для Горшкова и Клюкина. Они задержались в управлении, потому что, когда их соседи по кабинету – мы с Мельником – исчезали, а работы не было, Горшков и Клюкин любили резаться в стрелялки по сети. С пивом и рыбой. Ни в чем себе не отказывая.

– У нас в отделе кадров новая девка.

– Да ты что? И че? Ты ее видел?

– Просто конфетка.

– Серьезно. Надо будет подвалить к ней, – с видом бывалого казановы заключил Горшков, лихорадочно стреляя в монстра на мониторе. – Наверняка ей в постели одиноко и немного грустно.

– Тебе ни хрена не светит.

– Это с фига?

– Да за ней уже сейчас очередь по любому выстроилась. Мы ж в ментуре, але.

– А я куплю эти, как их, духи с феромонами.

Клюкин засмеялся:

– Ну, если тебе надо завести свинью…

Горшков не выдержал. Расстреляв очередного монстра, нажал на паузу, повернулся на Клюкина и обреченно на него уставился.

– Антоха, ты вот в курсе вообще, что ты постоянно гонишь? Несешь какой-то тупой бред? Ты наркоман или что?

Теперь паузу нажал Клюкин. Повернулся лицом к напарнику.

– Это не бред. Все эти феромоны с людьми не работают вообще. Если бы ты читал в интернете хоть что-то, кроме сайта знакомств, ты бы знал.

– Ты сбрендил? Феромоны это научный факт! Дубина. Это революция в мире пикапа.

– «Революция в мире пикапа», – зло передразнил Клюкин. – Это революция в мире кидалова! В интернете почитай. Эти духи выпускают, наверное, тоннами в день.

– И что?

– Феромоны выделяются с потом. Знал об этом? И вот ты что, серьезно думаешь, фабрика нанимает на работу тысячу придурков, которые по десять часов в день только и делают, что потеют и собирают свой долбанный пот в пробирки? Проснись, Нео, открой свой разум! – Клюкин постучал Горшкову по лбу. – В эти духи добавляют феромоны кабанов, которыми те завлекают для спаривания своих жирных тупых свиноматок.

Горшков посерел.

– Ничего более омерзительного я в своей жизни не слышал. Меня сейчас стошнит.

На этой милой ноте в кабинет зашел недовольный Василич. Рыба тут же была накрыта газетой, а мониторы погашены. Горшков и Клюкин с невинным видом уставились на старшего опера. А старший опер на них.

– Вы, двое. Сыскари недоделанные.

– А вот сейчас обидно было, – озадачился Горшков. – Чего сразу недоделанные-то?

– Что у вас с Абатовым?

Клюкин не сразу вспомнил, о чем речь.

– А, с Абатовым? Так это, самострел там. Криминала нет. У его собутыльника ни мотива не было, ничего. И плюс оказалось, что он домой пришел раньше времени смерти Абатова. Алиби жена подтвердила.

Василич водрузил на стол перед ним бумагу. Документ, отпечатанный на фирменном бланке экспертно-криминалистического отдела.

– Это результаты экспертизы по Абатову. Знаешь, что там написано?

– Нет, – признался Клюкин и икнул. Пиво подействовало. Тогда Василич сердито забрал документ и прочел сам:

– Угол наклона ружья в момент выстрела исключает вероятность самоубийства. Понятно вам? Это мокруха. Так что очищайте рабочее место, и делайте что угодно, но мокруха должна быть раскрыта. За еще один висяк Варецкий повесит и меня, и вас.

Опера невесело переглянулись. Вечер был испорчен.

Странным этот вечер был и для Мельника. Свой досуг он решил провести в нашем любимом баре. Заказав первую кружку, Мельник расслабился, отпустил все мирские заботы и дела. А потом увидел у стойки девицу. Ту самую, которая разбила его сердце во время предыдущей посиделки. Девица узнала его и стрельнула глазками. Мельник воспрянул. Посчитав, что жизнь снова прекрасна, он подсел к девице и галантно улыбнулся:

– Вечер добрый. Часто здесь бываете?

Девицу, как оказалось, звали Анжела. Мельник угостил ее вином, а сам налегал на пиво, по старинке надеясь, что алкоголь и расслабление сделают все остальное.